ПОДВИГИ РУССКОГО ГЕРАКЛА
Рассказ о выдающемся богатыре России
Анатолии Парфёнове
|
Николай
Балбошин - олимпийский чемпион, 5-кратный
чемпион мира, 6-кратный чемпион Европы
|
|
|
Сейчас, когда еще свежи впечатления Туринской олимпиады,
я хочу напомнить, что полвека назад, в 1956-м, в год
рождения «Советской России», тоже были Олимпийские игры.
Зимние, ставшие для советской команды дебютными и сразу
же победными, проходили в итальянской Кортина д’Ампеццо
до появления новой газеты, потому, естественно, освещать
их она не могла. Зато о состоявшихся в конце года в
Мельбурне летних играх информировала своих читателей
регулярно.
Нахожу среди бережно хранимых редакцией (и, к счастью,
спасенных во время недавнего пожара) переплетов «Советской
России» те самые, за ноябрь—декабрь первого года издания.
Листаю. И вновь охватывает гордость за великий наш советский
спорт, который — что же там подбирать слова! — был действительно
лучшим в мире. Вот и на Олимпиаде в Австралии стали
первыми, значительно опередив главных соперников — американцев
как по количеству набранных очков (622 против 497),
так и по числу завоеванных медалей (98 против 74).
В номере от 7 декабря 1956 года «Советская Россия» сообщает:
«Блестящий финишный рывок советских спортсменов. Двенадцать
золотых медалей гимнастов и борцов». Двенадцать золотых
— за один день! Да плюс еще несколько серебряных и бронзовых...
Расскажу сегодня об одном из тех чемпионов Мельбурнской
олимпиады. Вот его портрет в газете среди золотых советских
медалистов — борец Анатолий Парфенов. Мне очень хочется,
чтобы как можно больше читателей «Советской России»
да и вообще моих соотечественников вспомнили или узнали
это имя. Старшие — вспомнили, молодые — узнали. Всем
нам, а особенно молодым, необходимо обращаться к судьбам
таких людей, верных сынов и дочерей нашей Родины, чтобы
глубже осознать величие того, что мы имели, и горечь
того, что потеряли. Чтобы новым поколениям становилось
абсолютно понятно, почему именно советские люди победили
в самой жестокой войне и почему они побеждали в самых
трудных спортивных состязаниях.
Его первый подвиг. Война
Написать про него первым посоветовал мне (даже настоятельно
попросил!) мой давний знакомый Сергей Иванович Новоселов.
Инженер по профессии, он в послевоенные годы учился
в Бауманском высшем техническом. Учился одновременно
с братом, и вместе занимались они спортом — классической
борьбой. Сильная была секция борьбы в МВТУ! Так вот,
сохранив любовь к этому виду спорта, часто рассказывая
о его героях советских лет, Сергей Иванович всегда как-то
по-особому выделял Парфенова. А однажды в конце концов
напрямую сказал:
— Вы напишите об Анатолии Ивановиче очерк. Легендарный
же человек!
Легендарный... Это я услышал и в Музее греко-римской
и вольной борьбы, от его директора — заслуженного тренера
СССР Владимира Степановича Белова, и от учеников Анатолия
Ивановича Парфенова, и от многих младших его товарищей,
которые, слава Богу, живут, а некоторые даже работают.
Впрочем, он тоже мог бы жить, если бы не трагедия, о
которой речь впереди. В прошлом году, 17 ноября, исполнилось
бы ему 80. Я знаю замечательного человека, который родился
точно в тот же день того же года, и знаменательную дату
он отметил. Это Михаил Петрович Лобанов, выдающийся
русский литературовед и критик, профессор Литературного
института им. А.М.Горького. И если говорить о них обоих
как о представителях одного советского поколения, то
главное в начале их жизни совпадает — война.
Оба уйдут на нее семнадцатилетними, прибавив себе год
для военкомата. Оба, в семнадцать же, будут тяжело ранены:
Лобанов летом 1943-го на Курской дуге, а Парфенов чуть
позднее, осенью, при форсировании Днепра. Легендарность
его начинается отсюда.
Вот представьте: темной осенней ночью стрелковая рота
первой переправляется через реку, ставшую важнейшим
военным плацдармом, с заданием окопаться на том берегу
до подтягивания основных наших частей. Немцы этот передовой
отряд обнаруживают. Начинается яростный обстрел, и плот,
на котором находится сержант Парфенов, переворачивается,
а его пулемет оказывается в воде. К счастью, это было
уже недалеко от берега — он ныряет и спасает свое оружие.
И вот, когда на достигнутом правом берегу идут на них
враги атака за атакой, комсомолец Анатолий Парфенов,
буквально слившись со своим пулеметом, трое суток отбивает
неистовый натиск. Днем и ночью, без передышек на сон
и отдых. До тех пор, пока фашисты не пригнали сюда танки.
Они валом идут на окопы советских бойцов, и одна тяжелая
машина с крестами на бортах переезжает боевую ячейку
прямо над головой Парфенова. А потом еще раз и другой
утюжит окоп, из которого уже раненый к тому времени
солдат до последнего ведет огонь. Позади фашистского
танка останется, казалось бы, могила.
Но смельчак выжил! Когда очнулся под утрамбованными
глыбами земли, едва дыша, и закричал изо всех сил, чтобы
его услышали, в еле брезжащем сознании казалось, что
крик достигает аж другого берега Днепра.
— А медсестра, которая, увидев торчащую руку, откопала
меня, после говорила, что мяукал я, как котенок, — с
улыбкой заметил однажды в разговоре с товарищем, вспоминая
свое возвращение с того света.
Но вообще про себя рассказывать не любил. Тем более
хвастаться. Бой, в котором от их стоявшей насмерть штурмовой
роты осталось, как в известной песне, всего трое ребят
и за который он будет награжден высшим орденом страны
— орденом Ленина, станет просто фактом его биографии.
А пулеметчик Парфенов, чудом спасшийся из-под гусениц
вражеского танка, вынужденно отлежав в госпитале, пройдет
потом краткосрочную танкистскую школу и сам сядет механиком-водителем
в боевую машину. По пути на запад, во время Висло-Одерской
операции, его Т-34 совершит отважный бросок к польскому
городу Калиш, проложив дорогу более тяжелой технике,
за что он будет награжден орденом Отечественной войны
I степени. Его еще и еще раз ранят, в том числе уже
в Польше, но все-таки он дойдет до Берлина.
Подвиг второй. Олимпиада
С кем бы из знавших его ни говорил я о Парфенове, каждый
обязательно рассказывал, как пришел он в борьбу. Думаю,
потому что в этом, как и в военной его эпопее, тоже
по-своему отразилось время. Ну и, конечно, характер
этого человека.
После войны вернулся Анатолий туда, где родился и вырос,
где ждала его мать. Это деревня Дворниково, Московская
область, Воскресенский район. И стал крестьянский сын
рабочим: пошел в соседний поселок на ткацкую фабрику
имени Цюрупы слесарить, ремонтировать станки. Он ведь
раньше окончил ремесленное училище, да и для танкиста
техника — дело родное.
А спорт? Интересовался спортом. Как многие. Знал и про
силу свою необычную: если надо было, например, какую-то
технику из цеха в другой цех переместить, один таскал
тяжесть, с которой и трое справиться не могли. Народ
смотреть собирался на такое диво.
Или, например, сцена, про которую как-то вспомнил в
дружеском кругу: «Поехали с матерью за сеном. Накосили
воз. Лошадь не тянет. Мать в слезы. Поднапрягся и...
повез». Эдаким образом силач себя проявлял.
Так вот, летом 1951-го поехал он в Москву, на «Динамо»,
посмотреть футбольный матч любимой команды. А после
заглянул туда, где тренировались динамовские борцы.
Судя по всему, неслучайно заглянул — тянуло его уже
к этому виду спорта. Первым, кого здесь встретил и к
кому обратился, был совсем юный тогда начинающий борец
Евгений Исаев, с которым позже станут они друзьями.
— А сколько лет тебе? — вспоминает Евгений Семенович
свой вопрос Парфенову при той незабываемой встрече.
— Двадцать пять.
— Поздновато начинать-то, — обронил юнец, и за это до
сих пор Исаев себя ругает.
Но подошедший к ним Николай Григорьевич Белов, первый
из советских борцов чемпион Европы, обратил внимание
на фигуру незнакомого парня.
— Ну-ка, — говорит, — пойдем в зал.
И вот тут, сказал бы я, начинается продолжение легенды.
Недаром же повествуют об этом все очевидцы с искренним
восторгом, и есть даже стихи о моменте, который его
товарищи и коллеги считают историческим:
Я помню день,
Когда пришел Парфенов
в зал.
Великий тренер Гордиенко
Ему сказал:
«Я знал, что должен ты
Сюда прийти.
Входи, добро пожаловать!
Теперь с тобой нам
По пути».
Это Ширшаков написал, Лев Андреевич, с которым, как
и со многими другими товарищами Парфенова, познакомился
я на соревнованиях памяти того великого тренера Гордиенко
— на мемориале в честь столетия со дня его рождения
осенью прошлого года. Проходили соревнования в спортивном
комплексе «Трудовые резервы», и здесь, на последовавшем
затем товарищеском вечере, я еще раз убедился, какое
оно дружное и сплоченное, ветеранское борцовское братство,
как дорожат они в большинстве своем памятью о славных
страницах советского спорта.
Итак, будущий великий борец, а пока просто рабочий подмосковной
ткацкой фабрики предстал перед самым выдающимся советским
тренером в этом виде спорта. Слово Виталию Белоглазову,
с которым Парфенов потом и крепко дружил, и не раз боролся:
— Андрей Антонович (речь о Гордиенко. — В.К.) попросил
его сперва штангу поднять. Было на ней 85 килограммов,
и Толя, — не как штангисты обычно — за гриф и на грудь,
а затем уже выжимают или толкают, — он ее перед собой
поднял на вытянутых руках. Все так и ахнули: вот это
да! А когда он по просьбе Гордиенко разделся, изумились
еще больше. Атлет! Фигура Геракла!
Восторженные слова слышал я в связи с этим от разных
людей — и, честно говоря, несколько удивлялся. Ведь
все эти «разные» сами борцы, то есть люди редкостной
силы, в полном смысле богатыри. И уж если так восхищаются
силой и сложением своего товарища — значит действительно
было чем восхититься.
— Чудо-богатырь! — продолжает Виталий Александрович
Белоглазов. — Одни мышцы, ни жиринки. Рост у него был
190, а вес около 120, и все — сплошные мускулы. А рука
у него была — две моих...
О многом думал я, слушая все это. А больше всего, пожалуй,
вот о чем. Такой необыкновенный силач и красавец дожил
до 25 с лишним лет, словно и не придавая никакого значения
этой своей феноменальности. Вот она, скромность русского
человека.
— Я его спрашивал: «А как же ты в танк влезал, Толя?»
— говорит Белоглазов. — «Потихонечку, — отвечал, — потихонечку...»
Правда, однажды там, на войне, подвели гигантские габариты,
о чем рассказал мне его сын Владимир Парфенов, сам тоже
по стопам отца ставший борцом, мастером спорта. Когда
танк, который вел Анатолий Иванович, немцы подбили,
он стал вылезать и зацепился валенком за крюк.
— Валенки-то были — 49-й размер! Вот и повис на танковой
башне, и тут его подстрелили...
Но вернемся к тому, что его товарищи называют вторым
жизненным подвигом Анатолия Парфенова. Не забудем, он
начал тренироваться, овладевая классической (или греко-римской
по нынешней терминологии) борьбой не только в необычно
позднем возрасте, но и с тремя тяжелыми фронтовыми ранениями
— в руку, ногу и голову. Рука, перебитая в локте, у
него не сгибалась, а в голове до конца жизни оставались
осколки фашистского снаряда, которые хирурги не рисковали
извлекать. Нередко переносил жуткие боли.
И при всем этом — инвалидом считать его? Он начинает
одерживать одну внушительную победу за другой. Над сильнейшими
соперниками, включая прославленного Коткаса! Он становится
чемпионом Советского Союза в тяжелом весе и в 1956 году,
убедительно потеснив других претендентов, номером первым
входит в состав олимпийской команды.
Надо сказать, что поначалу не повезло нашим борцам в
Мельбурне. Было несколько проигрышей в предварительных
соревнованиях, в том числе у Парфенова. Тем большее
уважение вызывает то, что, мобилизовав все силы, советская
команда в конце концов стала победительницей.
У Парфенова решающая схватка была с немцем Дитрихом.
Ну да, немец из ГДР, но не следует забывать: после войны
прошло еще немного времени, и она жила в Парфенове очень
остро. Мне рассказывали, как однажды в Харькове, где
проходили соревнования, он вскочил ночью во сне и начал
крушить все вокруг. Оказывается, приснилось ему, что
идет бой, немцы на него наседают, вот и начал отбиваться...
Дитрих — серьезный противник. Участник, победитель и
призер пяти олимпиад! После Анатолий Иванович признавался
товарищам, что не очень хорошо спал перед той схваткой.
Но, когда началась она, советский борец сразу задал
такой наступательный темп, что стало очевидно: немец
этого напора не выдерживает. Наверное (так говорят очевидцы),
вновь почувствовал себя Анатолий Парфенов бойцом в атаке,
которая решала исход важнейшего боя. Важнейшего не только
для его подразделения — для всего фронта, даже для страны.
Ведь чувство долга, как давно заметили товарищи, было
одним из главных качеств борца Парфенова.
И нет сомнений, что именно оно помогло тогда на олимпийском
ковре вчерашнему солдату. Вопреки серьезным утратам
здоровья, понесенным от тяжких ран, он максимально собрал
воедино всю волю, а темпа, заданного вначале, упрямо
не снижал. До победы.
Подвиг третий. Ученик
Он стал заслуженным мастером спорта СССР, но еще и заслуженным
тренером. Так что когда наступил неизбежный для любого
спортсмена срок прощаться с выступлениями на соревнованиях,
он с борьбой не простился, продолжая воспитывать учеников.
И здесь тоже добился выдающегося результата.
— У нас в стране в нашем виде спорта это единственный
факт, когда олимпийский чемпион вырастил еще одного
олимпийского чемпиона, — сказал мне директор Музея борьбы
В.С.Белов. — Он, Анатолий Парфенов, вырастил Николая
Балбошина, который ровно через двадцать лет после собственной
его победы в Мельбурне победил на Олимпиаде в Монреале.
Величайшую, ни с чем не сравнимую радость и гордость
испытал, наверное, Анатолий Иванович в связи с победой
своего ученика. Да уже был у него повод порадоваться
при открытии тех Олимпийских игр в Канаде: ведь знамя
нашей страны доверили там нести не кому-нибудь, а его
любимому питомцу, ставшему для Анатолия Ивановича словно
вторым сыном. Значит, верили в него. И он не подвел.
Балбошин начал тренироваться с Парфеновым в восемнадцать
лет, когда призвали его во внутренние войска, относившиеся
к спортивному обществу «Динамо». Анатолий Иванович был
на четверть века старше, но иногда еще выступал, и Коля,
будучи школьником, бегал смотреть соревнования на первенство
Москвы, восхищаясь ветераном динамовской команды. А
вот теперь они оказались в одном зале борьбы, и Анатолий
Иванович, понаблюдав за Николаем, выбрал его себе в
спарринг-партнеры. Чтобы самому тренироваться и его
тренировать.
— Знаете, что я сразу понял? — говорит мне Николай Федорович.
— Я понял, что на эти тренировки ни в коем случае нельзя
приходить в настроении «так себе», «шаляй-валяй», нельзя
даже на минуту-другую относиться к ним с прохладцей.
Сам Анатолий Иванович каждый раз выкладывался сполна,
и от меня он требовал того же. Коронная борьба у него
была в партере, любимый прием — «двойной нельсон», и
если этим приемом железно захватывал, вырваться было
почти невозможно. Несмотря на возраст, силу сохранил
могучую, а увлекался так, что иногда я побаивался, как
бы что-нибудь во мне не переломил. Учил многому, и скоро
пошли результаты. В 1969-м я выиграл молодежное первенство
страны, потом — чемпионат «Динамо», чемпионат Советского
Союза, Европы, мира...
Мы беседовали с Николаем Федоровичем после тренировки,
которую он вел — теперь уже сам как тренер — в зале
борьбы ЦСКА. «Подрабатываю», — заметил вскользь, не
желая, видимо, вдаваться в подробности. Однако разговор
у нас пошел о разном — от умения тренера увидеть в «зеленом»
подростке будущего чемпиона до нынешнего положения спорта
в нашей некогда величайшей спортивной державе.
В детстве был у него случай, когда пришел он, тринадцатилетний
школьник, в недавно построенный недалеко от его дома
спорткомплекс «Наука». Очень хотел заниматься борьбой.
Но тренер предложил подтянуться на канате «без ног»,
а когда у него не получилось, выставил за дверь. Дескать,
нечего тебе тут делать. И осталась от того эпизода у
него не только жгучая обида — остались мысли, как легко
можно любое, даже самое заветное, стремление пресечь.
Ведь не пойди он больше в зал борьбы (а такое было абсолютно
реально после перенесенной обиды), и не было бы олимпийского
чемпиона Николая Балбошина.
А самая главная его мысль, усвоенная от Анатолия Ивановича
Парфенова и подтвержденная личным опытом, состоит в
том, что в спорте важнее всего преданность избранному
делу. Всепоглощающая, «до фанатизма», как он говорит.
Когда юношей, например, узнал, что в квасе есть какой-то
процент алкоголя, решительно отказался от кваса. Вот
этот в лучшем смысле слова «фанатизм» поддерживал и
развивал в нем тренер Парфенов! И чем дальше слушаю
я Балбошина, тем больше понимаю, что им обоим очень
повезло друг с другом.
Суть, по-моему, в следующем: Николай, как никто другой,
основами характера своего соответствовал высочайшим
требованиям наставника. А требования эти были не только
технические или силовые — они, в сущности, были нравственные.
«Ну как же ты мог такое сделать?» — это, по воспоминаниям
Николая Федоровича, был самый суровый упрек в устах
Парфенова, который, будучи удивительно добрым человеком,
никогда и ни на кого голос не повышал. Коренной для
истинно нравственного человека вопрос: как же можно?
Барьер против лжи и двоедушия, себялюбия и корысти.
Я прочитал в одной из заметок об А.И.Парфенове, что
он «смог свой несгибаемый победный дух передать Н.Балбошину».
Входит ли нравственность в победный дух спортсмена?
Думаю, по глубинной сути — обязательно. Не удивляюсь,
когда на вопрос о том, с кем особенно дружил Анатолий
Иванович и в ком видел пример для себя, я слышу имена
великих динамовцев — легендарного вратаря Льва Яшина
и выдающего боксера Николая Королева. Для меня несомненна
их родственность в нравственном смысле.
А заходит речь о времени нынешнем, когда деньги вдруг
вышли на первое место везде, включая спорт, — и слышу
от Николая Федоровича Балбошина то, что, наверное, сказал
бы сегодня и его учитель, его наставник:
— Я счастлив, что жил и боролся в то время, когда не
деньги были для нас главным и когда мы побеждали.
Подвиг четвертый. Личность
Но если не деньги, то что? И почему побеждали столь
триумфально, а теперь — уже не так? Это огромная тема,
требующая специального разговора, однако свой ответ
на вопросы, волнующие сегодня многих, дает личность
Анатолия Парфенова. Как одного из лучших представителей
того советского спортивного поколения.
Интересно проследить, чем до сих пор восхищаются в нем
товарищи. Да, силой, которую сохранял он до весьма солидного
возраста. Но еще его скромностью. Казалось бы, с такими
заслугами был человек, а никогда заслуги эти не выставлял.
Нынче едва «засветится» спортсмен на телеэкране — уже
звезда. Имя Парфенова Международный астрономический
союз присвоил одной из малых планет Солнечной системы,
но не было ничего у него от звездной болезни. Недаром
дети к нему так тянулись.
Вижу картинку: в Казахстане, в Петропавловске, куда
приехала группа ведущих московских борцов пропагандировать
свой вид спорта, идет Анатолий Иванович. Одет в немодный
и неброский плащ, в руке сетка с кефирными бутылками,
а за ним — гомонящая детская ватага:
— Дядя Толя, дядя Толя! Как ты сегодня бороться будешь?
Победишь?
— Ковер покажет. Здесь сильные все, обещать ничего не
могу...
Много теплых воспоминаний оставила и его любовь к крестьянскому
труду, особенно к косьбе, крепко соединявшая олимпийского
чемпиона с родной деревней. Мог даже с тренировки отпроситься,
чтобы клевер для коровы вокруг стадиона «Динамо» обкосить.
А потом как косил в левую сторону, так на очередных
соревнованиях всех соперников «с бедра» в эту сторону
и завалил.
Словом, всегда он чувствовал себя сыном своей земли
и частицей своего народа, которые и давали силу ему.
Нынче, дабы подчеркнуть особое положение «узкого круга»
над народом, ввели в обиход это высокомерное понятие
— «элита». У относящих себя к ней спортсменов стало
модным вести «светский образ жизни»: постоянно ходить
по всякого рода тусовкам, банкетам, фуршетам, сниматься
для глянцевых журналов и в видео-клипах, выставляя напоказ
личную жизнь и богатство, соревноваться между собой,
у кого машина «самая крутая». Конечно, спортивным успехам
все это не способствует — наоборот, разрушает их.
Парфенову после олимпийской победы вручили автомашину
«Победа», и он ездил на ней до конца жизни. Другую,
разумеется, мог бы купить, да как-то не собрался. Не
очень-то думал об этом. А после 1991-го все накопления
на сберкнижке враз пропали. Иная настала жизнь.
Мне символичным представляется, что его жизнь окончилась
в роковом 1993-м. Поехал перед Новым годом в деревню
дом протопить, чтобы повезти затем туда всю семью. Но
день прошел, потом второй, а его все нет. Нашли лежащим
в холодном доме на полу, без сознания, в замерзшей луже
воды.
Судя по всему, стало ему плохо (может быть, фронтовой
осколок в голове сдвинулся, есть и такое предположение),
и, упав, потянулся к ведру с водой, чтобы запить лекарство.
Ведро опрокинулось. В ледяной воде пролежал он больше
суток, результатом чего стало тяжелейшее воспаление
легких. И — конец.
...Я смотрю на его улыбающееся лицо в газете пятидесятилетней
давности. Не знал он тогда, не мог даже вообразить,
что не станет великой страны под названием Советский
Союз, за которую он воевал и которую представлял на
международных соревнованиях. Не знал, что станется и
с нашим спортом — почти из ста школ олимпийского резерва
уцелеют едва около десятка. Деньги потребуют с детей
за спортивные занятия и снаряжение, чего не могло привидеться
ему даже в самом дурном сне. Хоккейные и другие спортивные
площадки во дворах ликвидируют, а мастера хоккея, футбола,
тенниса и прочих видов спорта в погоне за большими деньгами
отправятся по белу свету — выступать не за свою страну...
Наверное, он спросил бы сегодня:
— Так чего же вы хотите? Каких побед? Мы победы за деньги
не покупали, это вообще не для русских.
Во всяком случае любимый ученик Анатолия Ивановича говорит
именно так.
Меня обрадовало, что по инициативе учеников и товарищей
теперь проводится мемориал памяти богатыря земли Русской
Анатолия Парфенова — «Богатырские игры». Однако должно
произойти большее, гораздо большее. Когда снова такие
цельные личности, как Анатолий Парфенов, Лев Яшин, Николай
Королев — с беспредельной любовью к Родине и самоотверженностью,
бескорыстием и нравственной чистотой, — займут центральные
позиции в нашем спорте, когда опять будет забота о массовом
спорте для всех и откажемся от чуждых нам нравов чистогана,
вот тогда вернем себе место и честь самой великой спортивной
страны.
Виктор КОЖЕМЯКО
|
Балбошин,
Коротков, Парфенов
|
|
|
|
|
|
Источник: http://www.sovross.ru/2006/41/41_3_8.htm
|